Проблемы перевода.

Перевод существует с незапамятных времён. Когда два народа живут по соседству, они меж­ду собой или воюют, или торгуют. В обоих случаях возникает нужда в переводчике, толма­че — словом, в человеке, который владеет (хо­тя бы немного) языками обоих народов и пе­реводит некоторый смысл из одной языковой формы в другую.

Что значит переводить? На первый взгляд — всё просто. То, о чём говорилось в исходном тексте, нужно изложить словами друтого языка, построив при этом правильные предложения. Но есть старый анекдот о семинаристе, которо­му надо было перевести с латыни предложение «Spiritus quidem promptus est, caro autem infirma». Это евангельское изречение «Дух бодр, плоть же немощна» семинарист перевёл: «Спирт хо­рош, а мясо протухло». И перевод этот правиль­ный в том смысле, что каждое из слов можно так перевести, и предложение получилось нор­мальное. Только смысла исходного текста оно, конечно, не передаёт.

А вот противоположный случай. В африкан­ских джунглях затеряно селение. Туда приходят путешественник-европеец и его проводник, знающий местное наречие. Путешественник спрашивает: Интересно, можно ли здесь закупить продовольствие? Проводник переводит: Он просит продать ему еды. Перевод вполне верен, хотя вроде бы и слова не те, и в ориги­нале был вопрос, а не просьба. Каков бы ни был результат переговоров, а переводчик своё д сделал хорошо.

Чем сложнее, многограннее смысл исходного текста, тем труднее он для перевода. Но и самая простая на первый взгляд фраза может со­держать подводные камни. Допустим, нужно пе­ревести на английский язык Мама мыла раму Несложно придумать добрый десяток абсолют­но правильных переводов этой фразы: русскому прошедшему времени здесь могут соответствовать по крайней мере три английские глагольные формы. Если это самостоятельное действие: Было утро. Мы с братом играли в шахматы. Мама мыла раму, переводом будет washed. Если одно действие связано с другим (Поглядев в окно, я увидел, что мама мыла раму), нужна форма was washing. Если же нужно указать, что рама уже вымыта, понадобится перфект has washed. Сло­во мама переводится «домашним» словом Mummy (если рассказ ведется от первого лица) или нейтральным mother. В последнем случае нужно указать, чья это была мама (моя, его, её, их). То есть, чтобы перевести предложение, при­дётся воссоздавать всю ситуацию.

Этого мало. Для любого русского человека такое предложение — не столько описание бы­товой сцены, сколько цитата из букваря. Напри­мер, контекст был такой: Этот ребёнок спосо­бен читать «Илиаду», а его заставляют разбирать по складам: «Мама мыла раму»! В этом случае в переводе вообще не будет ни ма­мы, ни рамы — нам понадобится фраза, по ко­торой учатся читать английские школьники.

Значит, чтобы перевести предложение, нуж­но превратить его в высказывание, т.е. по­нять, в какой ситуации и с какой целью оно бы­ло сказано или написано. Не обязательно, чтобы высказывание-перевод дословно совпадало с оригиналом. Главное требование: оно должно значить для носителей языка перевода то же са­мое, что значило исходное высказывание для носителей своего языка.

 

ВОЗМОЖЕН ЛИ ПЕРЕВОД?

Вопрос кажется странным — ведь перевод суще­ствует! Однако вот что писал великий немецкий лингвист Вильгельм фон Гумбольдт «Всякий пе­ревод представляется мне безусловно попыткой разрешить невыполнимую задачу. Ибо каждый переводчик неизбежно должен разбиться об один из двух подводных камней, слишком точ­но придерживаясь либо подлинника за счёт вку­са и языка собственного народа, либо своеоб­разия собственного народа за счёт подлинника. Нечто среднее между тем и другим не только трудно достижимо, но и просто невозможно». Его взгляды разделяют многие учёные. Доводы их примерно таковы: во-первых, говорят они, слова, которые мы принимаем за эквиваленты, на самом деле вызывают разные представле­ния у носителей разных языков. Так, в каждом языке есть слово со значением ‘дом’, ‘жилище’. Но представление о его внешнем виде и внут­реннем убранстве у русского, англичанина, уз­бека и негра из Южной Африки будет сильно различаться: слова разных языков вызывают раз­ные ассоциации.

В систему языка слова могут быть встроены по-разному: они происходят от корней с раз­личным смыслом, имеют разный грамматиче­ский род. по-иному связаны со своими синони­мами. Для русского брынза — это разновидность сыра, для болгарина, наоборот, сирене ‘брын­за’ — родовое понятие, а кашкавал ‘сыр’ — его разновидность. В том же болгарском языке пе­чень и лёгкое называются одним и тем же сло­вом дроб, только печень — черен дроб, а лёгкое — бял дроб: в русском же сознании эти понятия не соседствуют. По-русски корабль — мужско­го рода, а англичане заменяют ship местоиме­нием женского рода: для них корабль — «она», «женщина», и это во многом определяет чувст­ва, которые испытывает английский моряк к своему судну. Поэтому точно передать значе­ния даже тех слов, для которых вроде бы есть соответствия в друтом языке, невозможно.

Как, например, сказать по-английски взбутетенивать? Как передать разницу между уме­реть, сыграть в ящик, почить в бозе, сдохнуть, окочуриться? Как перевести лапти, щи, изба, бублик, тальянка? Или как будет по-якутски абсолютный, молекула, фонема? У разных язы­ков — разный словарный запас, и некоторые понятия, выраженные в одном языке, в друтом могут просто отсутствовать.

Но разница не только в словах — один язык выделяет десяток времён, друтой обходится дву­мя, в одном всегда нужно указывать число пред­метов, в друтом — не обязательно. Языки по-разному «видят» мир. по-разному формируют сознание своих носителей. Разве видение мира можно перевести?

Наконец, обратимся к практике. Существуют десятки разных переводов одного стихотворения. Не свидетельствует ли это, что перевод — лишь попытка добиться невозможного? Пере­ведите обратно с английского любой перевод русского текста, а потом сравните с оригиналом: хорошо, если текст будет узнаваем. Не значит ли это, что возможность перевода мнимая?

С этими доводами трудно спорить: видимо, смысловые потери в переводе неизбежны. Но вспомните пример с путешественником: отступ­ления от оригинала не помешали переводчику передать просьбу. Этот неточный перевод был равноценным, эквивалентным (от лат. аеquus — «равный» и valens — «имеющий значение»), т. е. выполнил свою задачу. Такого перевода вполне достаточно в быту (когда нужно уз­нать время, спросить дорогу, осведомиться о цене, договориться о встрече). Приблизитель­но так же оценивается технический перевод: переводчик инструкции к телевизору должен заботиться о том, чтобы в нужных случаях чи­татель русского текста нажимал те же кнопки, что и читатель оригинала, — остальным мож­но пренебречь. Требования к переводу дело­вых и политических документов, для которых очень важна точность, более высокие. Но здесь выручает множество стандартных формули­ровок, их значение в разных языках почти оди­наково, и это позволяет избегать недоразу­мений.

Самое сложное — переводить философские, религиозные и особенно художественные тек­сты. Каждое слово в них бывает так «нагруже­но» смыслом, что переводчику приходится не столько воспроизводить текст на другом языке, сколько создавать его заново.